Беляков Егор (16 лет). Рассказ "Судьба карандаша"
Судьба карандаша (по мотивам рассказа М.А. Осоргина «Пенсне»)
Рассказ
Вы когда-нибудь задумывались, что предметы живут своей жизнью? Нет?! Значит, вы не читали Михаила Осоргина. Или не наблюдали и не думали.
Я вот задумался и c грустью вспомнил жизнь своего карандаша, ныне лежащего под полом в кабинете химии и, возможно, тоже сейчас вспоминающего свою недолгую и не очень красочную жизнь…
А какая у него была жизнь и как он оказался под полом, я сейчас расскажу.
Я готовился в августе к школе, покупал разные принадлежности. И уже собирался выходить из магазина, как вспомнил, что мне нужен простой карандаш. Я быстро вернулся и купил первый попавшийся. Дома взялся собирать пенал: вот шариковая ручка, надёжный ластик, яркая короткая линейка, необходимый для разных дел фломастер и, наконец, тот самый карандаш, не подточенный пока, и я собрался его точить.
Пока я ходил за точилкой, которую, поточив карандаш, тоже надо было положить в пенал, карандаш куда-то пропал. Я подумал: может, я его взял с собой невзначай и оставил там, где брал точилку? Но его там, на столе у брата, тоже не было, и я отправился на поиски по квартире. Искал час, два часа, но нигде его не было. Я от безысходности вернулся к столу, где и обнаружил беглеца: он, несчастный и испуганный, лежал далеко от пенала и точилки, один-одинёшенек.
И я понял! Он же юный совсем, он боялся первой своей заточки, но, видимо, смирился и подумал: лучше быть заточенным, чем ненужным и пыльным. Он настоящий мужчина, он хочет прожить полезную жизнь, подумал я.
Я его с уважением поднял, заточил, и он легко лёг мне в руку и написал первые буквы, которые есть в моём имени. Карандаш был в восторге от своего замечательного почерка (но, если быть честным, то почерк у меня так себе, и следующие буквы, цифры и подчёркивания уже вышли тоже так себе, хотя карандаш очень старался).
Я пользовался им часто, иногда даже не по делу, рисуя на полях тетради всякие вензеля и загогулины, штрихуя квадратики и наводя длинные тени. Точить его поэтому приходилось часто, ведь на штриховку уходило много жизненных сил карандаша. И карандаш не боялся заточки, ведь он знал: если его точат, значит, он нужен. Но он узнал и своего главного врага! Это, конечно, ластик, который стирал карандашные записи, и поэтому, наверно, когда я брал в руки ластик, то карандаш всегда ломался. Я откладывал ластик, забывал стереть написанное, вновь точил карандаш…
Всему этому я не придавал серьёзного значения, пока карандаш не стал совсем коротеньким, короче моего пальца, и всё труднее им было пользоваться. Теперь я понимаю: он не хотел мучиться и мучить меня, и поэтому на уроке химии, написав свой последний в жизни пример (подсчёт молярной массы) 30+16+3=49, он, с полной уверенностью в своей правоте, с гордостью и чувством выполненного долга, упал в расщелину пола, откуда достать его нет возможности и где покоится он по сей день…
Прощай, верный товарищ. Я благодарен тебе за всё и прошу прощения за то, что не всегда понимал и ценил тебя…